Рукав должен быть длинным и в то же время достаточно свободным, чтобы тугая манжета не помешала поднять его повыше, обнажая локтевой сгиб. На ткань резко, в один обхват, ложится оранжевый резиновый жгут.
читать дальшеМожно, конечно, воспользоваться любой резинкой, но лучше все же жгут - такие сейчас продаются в каждой аптеке. Несколько раз сжимаешь и разжимаешь пальцы - вены рельефными тенями проступают под кожей; зажимаешь кулак - вены набухли, уплотнились; задерживаешь не секунду дыхание - и, словно бы поймав зависшую в воздухе ноту, входишь в вену. Игла идет удивительно легко, повинуясь малейшему движению мышц; кисть надо уравновесить в воздухе и, полузакрыв глаза, чтобы ненужное зрение не мешало мышечному чувству, направить кончик иглы чуть наискосок и внутрь, пытаясь уловить то тонкое ощущение прокола стенки вены и еле заметного провала иглы в поток крови. Боли не бывает.
Расслабляешь кулак, поршень чуть на себя - это проверка; вот - в шприце появилась алая струйка и завихрилась в прозрачном цилиндрике - ага, есть контакт! Зубами тянешь за конец жгута, жгут развязывается и спадает, освобождая руку. Путь открыт. Медленно давишь на поршень, пока драгоценная жидкость вся, до последней капли не уйдет в кровь; затем быстро выдергиваешь иглу тем же путем и сгибаешь руку. Да! Ты не забыл протереть кожу ваткой со спиртом? Забыл... С чем тебя и поздравляю!.. Несколько крупных капель крови скатываются по коже. Это уже не важно...
Высокий, худой, с усталым выражением на землисто-сером лице парень вздыхает с облегчением. Он уже не ждет радости и облегчения, он ищет спасения от ужаса, от тяжелого мертвящего страха, который наваливается на него, как только заканчивается действие очередной дозы. Время уже расчитано по часам. Сначала, минут через 10-15, пока доза, введенная в кровь, подхваченная ее течением, обегает полный круг - по вене в правое сердце, затем в легкие, затем в левое сердце, затем по аорте, смешиваясь и разводясь - по всем органам, к ногам; он ощущает этот ход легким жжением по вене вверх, затем чувством теплоты где-то в тазу. Черт! Так вся доза растворится по мириадам капилляров кровеносного русла - затем она опять должна собраться воедино в толстой вене и снова пройти сквозь сердце. Бу-тук, бу-тук - ты слышишь этот звук. Это твое сердце - неутомимый насос - непрерывно сокращаясь, гонит и гонит новые порции крови в аорту. Ты уже не только слышишь нарастающий гул в ушах, но и ощущаешь, как пульсируют сосуды на шее, видишь, как вздрагивает грудная клетка; если ты ляжешь - будет видно ритмичное сокращение брюшной аорты - настолько ты худ. У тебя серые десны, кожа обтягивает ребра и позвонки, на шее проступают какие-то вытянутые жилы; ты даже самым жарким летом носишь рубашку с длинным рукавом, чтобы никто не видел твоих рук. Ты боишься смотреть в зеркало, потому что тебе страшно видеть самого себя. Длинные слипшиеся пряди давно не мытых волос, трехдневная щетина - теперь ты даже не подражаешь Курту Кобейну - ты им являешься. Приход, полет - час, другой, третий, а отходняк - навсегда; сутками длящаяся слабость, когда ты безвылазно валяешься в постли, полная апатия и абсолютное нежелание бриться, умываться, мыть голову и стирать одежду - ты даже жевать не в состоянии, даже в туалет по нужде сходить, благо, наркотик и тут о тебе позаботился - он не только стянул в точку зрачки, но и перекрыл все прочие запоры и задвижки. Ты бы так и лежал, медленно иссыхая, если бы не страх. Он придет, обязательно придет в свой час. Чаще, сильнее забьется сердце, задрожат руки, и ты с ужасом поймешь, что ломка неизбежна. Распад всех систем, когда сердце вместе с криком будет рваться из груди, когда неистово болит каждый сустав, каждая мышца, каждая клетка, когда ты умираешь в минуту десять раз, когда страх смерти сильнее самой смерти. Вот она, расплата. От ломки не умирают - но кто хоть раз пережил эту пытку, тот отдаст любую цену за дозу, лишь не подвергаться опять таким мукам. Чернея, бледнея, худея, отдавая последнее, он не стремится к кайфу - он убегает от страха, а страх нагоняет его снова и снова. Это бег без выхода, бег по замкнутому кругу, постоянное возвращение к исходной точке, но каждый раз все с бОльшими потерями. Начиная новый круг, ты что-то отдаешь безвозвратно - душу, чувства, часть своего тела, деньги, золото, любовь - ты только теряешь, чтобы заплатить за возможность повторить забег и снова проиграть.
Чтобы отсрочить этот час, ты увеличиваешь дозу. Иногда ты жалеешь, что нельзя впороть все в шею, в пульсируюшую артерию, чтобы доза не болталась , теряясь где-то в потоках крови, в неведомых закоулках - и сразу вся, залпом, шла в мозг. Но приходится ждать, пока мозг - по частям, по молекулам - выберет из крови уже незаменимый для него наркотик. Мозг, как губка, сосет, сосет разбавленную дозу, и вот, наконец-то, дыхание облегчается, словно сняли с груди сковывающий ее железный обруч. Вздох, еще вздох - распраивлись, заработали легкие, сердце прекратило свою бешеную пляску и стало мерно и мощно нагнетать кровь в сосуды. Приход состаялся. Ему не подсунили разбавленную дозу или, боже упаси, фальсифицированный яд, какой-нибудь настой мочи на ацетоне. Парень несколько оживляется, на его бескровном лице появляется как бы сама по себе слабая улыбка. Он прячет( хотя, зачем - все и так уже знают) жгут, завертывает шприц в старую газету и идет в туалет - выбросить сверток и отлить, пока есть возможность. Потом наркотик перекроет выход и... кто знает, когда ты очнешься. Мочевой пузырь, говорят, не лопается, но когда он растягивается до пупка и выше - состояние то еще, ничем не хуже ломки, близкое к предсмертному. Чувствуешь, что кончаешься, только не знаешь от чего. Теперь перед введением дозы он сутки не пьет; если учесть, что он еще и сутками не ест - получается сухая смртельная голодовка,Ж которой он добровольно истязает себя в угоду наркотику. Но у нет выбора...
Состояние его улучшается - он чувствует, что назад идет быстрее, хотя, если посмотреть со стороны - он еле передвигает ноги. Но ему кажется другое - он идет легко и свободно, легко и свободно... как раньше, когда он шел, куда хотел, чем-то занимался, вставал, когда хотел, ел вкусно и с аппетитом, с удовольствием утолял жажду чистой прохладной водой и был свободен - не прислушиваясь с дрожью каждую секунду к биению сердца( вдруг остановится!), к жвижению суставов( сейчас заболят), к мельканию теней на шторах( это тени дереьев? это не галлюцинации?). Сейчас все это в прошлом, это лишь воспоминание, вернуть которое может лишь удвоенная доза.
Он возвращается в комнату и ложится на диван. Словно сбросил камень с плеч, который он, как Сизиф, обреченно катил в гору. Он улыбается, он смеется и поет. Это полет! Он силен, могуч, он способен на все, даром что лежит на старом грязном диване в бедной, грязной комнате. Это несущественно. Он теперь может ровно дышать, смеяться, говорить. Он может пригласить на вечеринку друзей... ага, вот и они. Входят толпой, галдят наперебой - сейчас мы устроим танцы с девушками! Да, конечно. Он пьет вино, беседует с друзьями, они опять вместе. Как здорово!.. Он танцует с большеглазой девчонкой, плотно обнимая ее за талию, ее волосы касаются его шеи; поворачивая голову, он губами дотрагивается до ее нежной бархатистой кожи. А вино опьяняет все больше, а музыка играет все громче, а пары несутся все быстрее и быстрее, сталкиваясь и переплетаясь. А он поднимается в вихре танца все выше, выше...
Посмотрите, какое чудо! Он умеет летать! Комната ему тесна, и он, сложив руки, извернувшись телом, вылетает в окно. Где-то далеко-далеко сдышен звон бьющегося стекла, какие-то невнятные крики. Но ему-то что за дело? Он парит, он реет в вышине, купается в голубизнебескрайнего неба. Его тело невесомо и прозрачно, сквозь него светит солнце, наполняя его мягкой теплотой и лаской. Он свободен, он летит, как птица!..
Но... откуда этот ветер? Этот резкий свист и обжигающий, как хлыст, порыв? Тело разворачивается, земля плывет, качаясь где-то внизу, и вдруг он понимает что под ним разверзлазь бездна. Ничто его не держит. Это не полет - это падение. Ужас вырывается долгим воплем. Он тщетно пытается удержаться, схватиться за воздух - но руки ловят пустоту. Ничего нет. Тело кувыркается, как тряпичная кукла. Его крутит в воздухе - неумолимо и стремительно приближается мрачная глыба земли. Удар.
Обруч, железный обруч резко сжимает ему грудь. Боль пронизывает и ломает тело. Тревожный гомон толпы зевак. Рев сирены. Что это? Галлюцинации... Бред... Реальность... Что это? Ломка или падение с высоты?.. Какое страшное пробуждение!
Его поднимают, несут... Голова откинулась на сторону, боль возвращается с новой силой. Дозу!..
Чьи-то руки закатывают рукав и обнажают локтевой сгиб. Яркий оранжевый жгут, игла ищет вену...
Со всех сторон неторопливо наползает мрак, фигуры людей превращаются в черные силеты, обрастают темной бахромой. Свет сужается, сжимается, пока не превращается в крошечный диск где-то вверху, как выход из бездонного колодца тьмы. И он летит, летит туда, к свету, и не разобрать, где верх, а где низ. Боль оставляет его, он не чувствует тела, он парит в вышине легко и свободно, легко и свободно.
Exitus letalis - Смертельный исход,- говорит кто-то негромко и четко.
Exit - Выход,- еще успевает перевести он по-своему. Надпись *Exit* на миг вспыхивает большими черными буквами - и медленно гаснет...